И снова о «трех колосках» / 1 Августа 1934 / История Ульяновска / Годы и люди

В буквальном смысле хлебную профессию приемщика хлеба тридцативосьмилетний колхозник освоил еще в 1931 году и с тех пор каждый сезон кочевал по заготовительным пунктам района, помогая государству пополнять закрома родины. Но и себя, как оказалось, не забывал.

В конце лета 1934 года Сержантов объявился в Ундорах, где с 1 августа привычно вступил в должность приемщика хлеба на местном пункте «Заготзерна». И сразу же занялся поиском компаньонов для организации собственного «малого и среднего бизнеса». Уже на следующий день новоявленный заготовитель отправился в деревню Городищи, где жил единоличник Андрей Тимофеевич Павлов, с которым Сержантов еще в 1932 году как-то выпивал у своей двоюродной сестры на одном из престольных праздников. Предлог для встречи был самый безобидный – гость попросил Андрея Тимофеевича помочь подыскать жилье поближе к новой работе, да раздобыть подводу для переезда. А потом, слово за слово, хлебозаготовитель, познакомил собеседника и со своим бизнес-планом. Схема была простой и состояла в том, что причитающийся с него хлебналог Павлов вносил только на бумаге, которую оформлял сообщник. На самом же деле зерно оставалось там, где и было – в амбаре. За вычетом доли Сержантова, составлявшей половину. Но даже при таком раскладе фальшивый сдатчик оставался в плюсе, поскольку кроме сэкономленного зерна, он еще и деньги получал с государства за якобы ссыпанный в его закрома хлеб.

Идея понравилась и тем же вечером компаньоны приступили к ее реализации, взяв в долю еще одного единоличника и «надежного человека» – павловского двоюродного брата Ивана Яковлевича Кузьмина.

Захватив грамм по 400 ржи, родственники отправились на ссыпной пункт, где, предъявив принесенные образцы, получили ордер о качестве зерна, с которым явились к Сержантову, а тот не дрогнувшей рукой внес в бумагу сведения о том, что будто бы принял от Кузьмина 598, а от Павлова – 325 килограммов хлеба, хотя на самом деле не получил ни зернышка.

С оформленными ордерами в приподнятом настроении братья отправились в контору Заготпункта за квитанциями о выполнении ими хлебналога и причитающимися за это деньгами, где и были задержаны комендантом пункта, откуда-то узнавшим о подлоге. В общем, бизнес не пошел.

Спустя две недели, 17 августа 1934 года, незадачливые последователи товарища Бендера вернулись на место преступления, но уже под конвоем, поскольку именно там, в зале Ундоровского заготпункта их дело рассматривала выездная сессия Народного Суда 4 участка Ульяновского района в составе старшего нарсудьи Потапова и народных заседателей Авдеева и Старостиной. Обвинение поддерживал лично районный прокурор Арянин, а член коллегии защитников Вологин защищал подсудимых.

Все трое обвинялись на основании Постановления ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации, и укреплении общественной (социалистической) собственности», вошедшем в историю под «народными» названиями «Закон семь на восемь» и «Закон о трех колосках».

Во времена так называемой хрущевской оттепели, а затем и в перестроечные годы Постановление обросло огромным количеством мифов. «Знающие люди», среди которых нередко попадались и весьма уважаемые публицисты, утверждали, что постановление было направлено на полное подавление и уничтожения крестьян, которых массово хватали и сажали на десять лет в ГУЛАГ за «три колоска», подобранных голодающими на колхозных полях уже после того, как оттуда был вывезен урожай. И будто бы в безжалостные жернова репрессивной машины попадали даже дети! Ну, а чего ж вы хотели от тирана Сталина?

Инициатором разработки и принятия упомянутого Постановления действительно был Иосиф Виссарионович, но вовсе не по причине своей якобы паталогической жестокости. Дело в том, что статья 162 тогдашнего Уголовного Кодекса, каравшая за «тайное похищение чужого имущества (кражу)», была крайне либеральной. Так, кража, совершенная «частным лицом из государственных и общественных складов, вагонов, судов и иных хранилищ…» предусматривала «лишение свободы на срок до двух лет или принудительные работы на срок до одного года». А если то же самое совершалось с использованием «технических средств или неоднократно, или по сговору с другими лицами, а равно всякая кража из тех же складов и хранилищ, при особо крупных размерах похищенного», то преступникам грозила отсидка максимум в пять лет. Хотя с учетом постоянных амнистий выходило и того меньше.

Не удивительно, что к началу тридцатых годов масштаб хищений государственной собственности достиг такого размаха, что напрямую угрожал экономическому и социальному положению в стране. При этом люди, похитившие на миллионы рублей, с точки зрения закона не отличались от тех, кто украл кусок хлеба.

Проще говоря, Уголовный Кодекс отстал от сложившихся в стране реалий. А внесение в него изменений было процессом довольно длительным, тогда как обстановка требовала немедленных и эффективных мер. Одной из таковых и стал «Закон о трех колосках», значительно ужесточивший ответственность за крупные хищения государственного и общественного имущества, вплоть до высшей меры социальной защиты. Так что речь шла, как видим, не только и даже не столько о пресловутых колосках, сколько о государственной собственности в целом.

Срок рассмотрения дел, возбужденных по закону от 7 августа, включая вынесение приговора, не должен был превышать пятнадцати дней, и лишь в исключительных случаях, при наличии большого количества обвиняемых, он мог продлеваться до тридцати суток.

Случай в Ундорах исключительным не был, поэтому следствие уложилось в установленный законом срок и на пятнадцатый день трое махинаторов предстали перед судом по обвинению в попытке хищения у государства без малого, тонны ржи. Как ни крути, а это количество несколько превышало содержимое трех и даже четырех колосков.

По итогам публичных слушаний все подсудимые были признаны виновными и приговорены к десяти годам лишения свободы каждый, с включением в этот срок времени, уже проведенного под стражей после ареста. Однако, «учитывая второстепенную роль Павлова и Кузьмина, и что они совершили преступление по уговору Сержантова», суд ходатайствовал перед Крайсудом о снижении им наказания до 6 лет каждому.

Прислушалась ли вышестоящая инстанция к мнению районной, не известно, но в любом случае попытка сэкономить за счет государства обошлась осужденным дороговато.